Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд - Страница 26

Бедная Марта покраснела как рак – при виде индейцев она совершенно лишилась дара речи.

Наша англичанка, Хелен Флайт, вскинув брови с уже привычным выражением ошалелого восторга, оказалась менее молчаливой.

– Господи! – воскликнула она. – Живописные-то какие! Смотрите – я видела жителей флоридских болот, и те постоянно мажутся жутко некрасивой коричневой жижей от москитов, которых там тьма. Но эти ребята – просто мечта художника!

– Или хууудший кошмаааар девочки, – возразила ей Дейзи Лавлейс – держу пари, она успела принять на грудь и теперь обнимала свою старую пуделиху, а глаза ее с набухшими веками сузились в щелки. – Они же чееерные, что твои ниииггеры, Фе-эрн-Луи-иза. Папочка бы уумер, если бы узнал, что его малышка выйдет замуж за черного ни-иггера!

Дерзкие сестрички Келли, которых нисколько не испугало появление индейцев, протолкнулись к нам поближе, чтобы рассмотреть их. Шайенны, в свою очередь, тоже совершенно завороженно смотрели на рыжих двойняшек – и что-то отрывисто залопотали, искоса на них поглядывая. У дикарей престранная манера смотреть на тебя – кажется, что они не видят тебя вовсе. Это трудно описать, но они не смотрят прямо на тебя, как белые, но точно изучают боковым зрением. «Смотри, Мегги! – сказала Сьюзен. – Смотри, я, кажется, вон тому понравилась! Симпатичный парень на белой в яблоках лошадке. О, точно, понравилась! – И бесстыжая девка приподняла подол платья, чтобы показать юноше голую ногу.

– На это глянь-ка тогда, дорогой, – сказала она с хрипловатым смешком. – Не хочешь ли приклонить копье в этом райском уголке? – Ее дерзость совершенно обескуражила беднягу, он осадил лошадь, и она заходила по кругу.

– Какая плохая девчонка, Сьюзи! – сказала сестра, Маргарет. – Ага, глянь, бедолага аж кругами ходит. Хотя я не сомневаюсь, что ты ему глянулась.

Гретхен Фатгауэр встала, большая и недвижимая, точно здание, уперев руки в широкие свои бедра и щурясь на солнце. Наконец она подняла кулак, затрясла им, точно призывая к тишине, и прокричала:

– Эй! Фы, парни! Я – хорошая женщина! Я буду хорошей женой! – и постучала себя по груди. – Я не кра-сотка, зато рожу больших и сильных детей!

И она расхохоталась, утробно мыча, как корова.

Фими, как всегда, спокойная и невозмутимая, только добродушно усмехнулась и покачала головой – судя по всему, зрелище ее позабавило. Кажется, ее темная кожа произвела фурор среди индейцев, потому что вокруг нее тут же стало виться несколько человек, явно переговариваясь и касаясь своих щек, намекая на цвет ее кожи. Потом кто-то помахал своим, и через мгновение здоровенный чернокожий индеец выехал вперед и встал перед Фими. Одет он был, как все индейцы, но совершенно точно родился негром, да таким рослым, что верхом на пони выглядел, точно оседлал игрушечную лошадку.

– Вот это да! – усмехнулась Фими. – Я думала, что видела все, но просто не верю своим глазам! Ты чего это нацепил перья, ниггер?

Но, похоже, негр знал английский не лучше, чем прочие, он лишь что-то пробурчал в ответ на индейском наречии.

Потом дикари начали оживленно совещаться. Кто-то даже спорил на повышенных тонах; атмосфера напоминала аукцион на чикагском скотном дворе. Держу пари, они и правда выбирали, кому какая достанется! Они не тыкали в нас пальцем, но посматривали оценивающие и быстро-быстро лопотали. Оставалось лишь гадать, что они говорили: «Я возьму с желтыми волосами! Я возьму рыжую! Я возьму большую! С черной кожей – моя! А моя – в синем платье! Я возьму ту, что с белой собакой!..» Не будь вся сцена похожей на сон, можно было разобидеться на их наглость. Но с самого начала, а в этот момент – особенно, мы понимали, что стоим на пороге нового мира, что цивилизация, в которой мы жили всю жизнь, будто обрушивается за нашей спиной в огромную воронку, разверзшуюся под ногами.

Я стала оглядываться, пытаясь догадаться, который из них положил глаз на меня, как вдруг поняла, что на меня смотрит тот самый, что прибыл во главе всадников и теперь сидел на лошади, абсолютно неподвижный, не говоря ни слова. В руках он держал копье и богато украшенный щит, а на голове у него красовался роскошный убор из орлиных перьев, ниспадавший на спину и на круп коня. Копыта животного были разрисованы белыми зигзагами молний, но лицо вождя осталось нераскрашенным. Выглядел он заметно старше прочих, или просто казался таким, потому что не суетился и излучал зрелую уверенность в себе. У него была темная кожа, привлекательные черты и резко очерченные скулы. И он не лопотал и не делал знаков, как другие, а просто сидел и смотрел. Чуть погодя он поднял копье и слегка качнул им в мою сторону – поистине королевский жест: «это моё»; таким образом осуществилась совершенно феодальная «принадлежность по праву», и я без тени сомнения поняла: вождь выбрал в невесты меня. Я кивнула… не то, чтобы ему лично, но в знак согласия, окончательного принятия той сделки, что мы заключили, и признаюсь честно – чисто по-женски расчетливо подумала, а ведь могло быть куда хуже.

В этот момент я оглянулась и увидела наших солдат – выстроившись в шеренгу, они беспокойно наблюдали за происходящим. Попутно пытаясь успокоить лошадей – те фыркали и тихо ржали, становились на дыбы и били копытами, почуяв чужие запахи и увидев диких собратьев. Во главе батальона уверенно держа ноги в стременах и осторожно отводя в сторонку белую кобылицу, был капитан Джон Бёрк, и в глазах его стояла невыносимая грусть.

Так же внезапно, точно повинуясь неслышимому сигналу, дикари, все, как один, развернулись с поразительной слаженностью, точно стая черных дроздов, вспорхнувшая с земли, и ускакали прочь так же стремительно, как появились.