Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд - Страница 46

– Да! – воскликнула Марта. – И у меня точно так же – как сон! Неужели нас одурманили, Мэй? Лично меня – да, я уверена. Я спала – или все это случилось на самом деле?

– Как ты себя чувствовала наутро? – спросила я.

– Уставшей, – ответила Марта. – Уставшей, но довольной, и я… и у меня… – И она, поспешая за мной, покраснела еще пуще.

– Саднило, – закончила я за нее. – А кровь была, Марта?

– Да, – ответила она. – Ты же знаешь, у меня никого раньше не было.

– Ну, если была, то, думаю, не приснилось, – ответила я.

– Как считаешь, могло быть такое – оно нам приснилось и в то же самое время не приснилось? – спросила она.

– Да, – ответила я. – Хорошо сказано, Марта. Как и все наше приключение – вроде сон, а вроде явь.

Теперь мы добрались до края поселения, и Марта, не желая бежать дальше, спросила:

– Последний вопрос, Мэй – ты видела его лицо, он… он… твой муж смотрел на тебя в тот момент?

Я расхохоталась:

– Нет, я же как ласточка, – помнишь, которых мы видели по весне? – подняла хвостик, чтобы самцу было легче.

– Да! – воскликнула Марта, махая мне рукой на прощание. – Да, и у меня так было! Прощай, Мэй, дорогая моя! Не задерживайся. Ты нужна нам тут.

– Все будет хорошо, Марта! – крикнула я. – У тебя все будет отлично! Мы ненадолго, я уверена. Вот это будет поездочка!

– Приключение! – вторит мне Марта и машет рукой.

И прерия поглотила нас. Я вовсе не переживала от того, что бросаю остальных, и в обществе мужа чувствовала себя уверенно и в совершенной безопасности. Стояло чудесное весеннее утро: прерия цвела. Разномастные дикие цветы усыпали ковром расстилавшиеся перед нами равнины, ослепительно зеленая трава слегка колыхалась от ветерка, а в тополях и ивах вдоль реки распевали утренние песни разные птахи.

После того, как поселок остался далеко позади, я обернулась и приподнялась в седле, чтобы посмотреть назад. Я увидела дымок, курившийся над вигвамами, фигурки людей племени, сновавших туда-сюда по своим делам, услышала лай собак и крики мальчишек, сгонявших на луга табуны лошадей, их смех и жизнь деревни – и впервые ощутила острое чувство дома, впервые в жизни поняла, что это и есть теперь мой дом. Точно надо было отойти на расстояние и взглянуть на него заново издалека, чтобы наконец полностью ощутить красоту прелестной сценки. И вот тогда, в первый раз в жизни, я ощутила, что счастлива и довольна. И подумала: «Как же мне все-таки повезло!»

Да, несмотря на странности и тяготы туземной жизни, наш новый мир тем утром показался мне невыразимо прекрасным: я восхитилась тем, как умело и удачно эти люди поместили себя в природу, в окружающую местность, они казались такой же неотъемлемой частью пейзажа прерий, как весенняя зелень. И становилось понятно, что они – такие же персонажи грандиозного полотна Природы, как и другие ее творения.

Первые минут пятнадцать Маленький Волк ехал впереди меня, ведя за собой вьючных лошадей. Он молчал и даже не оборачивался посмотреть, не отстала ли я. Наконец я пришпорила коня и пустила его в легкий галоп (как я благодарна матери за уроки верховой езды, которые нас заставляли брать в детстве, – умение управляться с лошадью пришлось здесь очень кстати). Я нагнала вождя, который удивился и, кажется, слегка подосадовал, что я снова нарушила какие-то неведомые правила туземного этикета.

– Я – женщина новой Америки, – сказала я, задавая своему коню тот же темп, в каком шла его лошадь, – и не собираюсь ехать в двадцати шагах от тебя весь день! – Я понимала, что Маленький Волк не понимает моих слов, но я жестом показала на наших лошадей, предполагая, что «мы едем рядом» и потом указала на нас с ним и улыбнулась. Кажется, вождь задумался, но потом улыбнулся в ответ. Да, мы по-настоящему пообщались! Я очень обрадовалась.

Теперь я понимаю: вождь запланировал эту поездку как способ узнать друг друга, ну и заодно показать мне окрестности. Вчера днем мы расположились лагерем в тополиной рощице у речушки, названия которой я не знаю. Вождь прихватил с собой небольшой тент из кожи, чтобы натянуть его между деревьями на случай дождя, хотя погода стояла ясная и теплая. Под тентом мы соорудили себе ложе из травы, накрыв ее бизоньими шкурами. Когда мы устроились, я собрала хворост для костра вдоль берега ручья, радуясь возможности размять ноги после дня, проведенного в седле.

Маленький Волк прихватил с собой мешочек из сыромятной кожи с огнивом, кремнем и куском бизоньего помета, от которого откалывалась часть и крошилась в труху, служившую для розжига. Мне показалась волшебной та быстрота, с которой он развел огонь, подбрасывая туда траву и прутики, и скоро у нас уже полыхал костер, чтобы готовить и греться возле него прохладной ночью.

На ужин у нас случились жареные куропатки, подстреленные вождем из лука в тот день, – не слезая с лошади, он уложил парочку птиц из вспорхнувшей прямо впереди нас стайки. Даже отец восхитился бы такой меткости: не терпится рассказать об этом Хелен Флайт, как вернемся, и сомневаюсь, что мужчина или женщина, вооруженные огнестрельным оружием, способны на такое.

Дичь удалась на славу: я нашпиговала тушки нежным диким луком и травами, собранными во время идиллической прогулки по прерии. Спасибо нашим индейским товаркам за науку: я стала узнавать многие съедобные растения.

Нам впервые довелось провести время по-настоящему вдвоем, и, я думаю, мы оба слегка стеснялись. Наконец, я придумала способ обойти постоянное замешательство из-за того, что мы не понимаем язык друг друга – надо было просто позабыть об этом. И я без умолку болтала с Маленьким Волком по-английски, – говорила все, что приходило в голову, ведь раз он меня не понимает, то какая разница? Прошлой ночью я поведала ему всю свою историю – про Гарри, наших детей и жизнь в лечебнице. Про отца, мать, сестрицу Гортензию. Я рассказала ему про капитана Бёрка. Словом, выложила все – и у меня появилось странное ощущение освобождения, оттого, что моя история больше не лежит на душе мертвым грузом. Маленький Волк терпеливо слушал меня, точнее, делал вид, что слушает, даже не понимая, – он смотрел на меня так, будто понимал, время от времени кивая, и, в конце концов, даже тихо ответил что-то на собственном языке, хотя, разумеется, я не поняла ни слова. Вот так мы полночи просидели у костра за разговорами – я по-английски, он по-шайеннски. Правда, Маленький Волк говорил намного меньше – вождь вообще человек немногословный – и я убеждена, что он тоже рассказывал мне о своей жизни, потому что иногда он говорил вполне оживленно. Я внимательно слушала, стараясь догадаться о значении хотя бы нескольких слов, понять в целом, о чем он говорит, но оказалось, что, если позволить звукам словно обволакивать тебя, а не пытаться расшифровать их, то лучше поймешь другого. Вот так у нас возникло удивительное взаимопонимание: думаю, если мы оба будем говорить то, что у нас на сердце, мы поймем друг друга – не умом, так сердцем…