– Ты полагаешь совершенно верно, куколка, – отвечала Герти. – Он хочет с тобой кое-где встретиться. А именно – под мостом через реку Платт, с южной стороны, сегодня вечером после ужина. И просит, чтобы ты надела какие-то женские тряпки, чтобы не привлекать ненужного внимания.
Я расхохоталась.
– Да уж, думаю, капитан меньше всего хочет быть скомпрометирован тайными сношениями со скво. Особенно – с женой Великого Вождя. Но, к сожалению, у меня нет ни одного женского платья. Я все их раздала. Они показались, скажем так… совершенно неподходящими по стилю к нашему образу жизни.
– Не сомневайся, я тебя прекрасно понимаю, дорогая, – сказала Герти. Она оглядела собственный наряд. – Ну если хочешь, я одолжу тебе какое-то из своих платьев. Я все равно их не ношу. Ни индейских, ни европейских. Я могу привезти тебе что-нибудь, только передохну.
– Очень мило с твоей стороны, Герти. Но мне ничего не нужно. – Несмотря на вынужденный отказ от многих достоинств цивилизации в отношении ухода за собой, я все же не решилась бы надеть наряд, принадлежащий Грязной Герти. – Капитан увидит меня в моей повседневной одежде индейской скво. Будь добра, передай ему, что я буду ждать его у моста в назначенный час.
– Конечно, детка, – отвечала Герти, и она с силой ударила каблуком в грязь. – Черт возьми, а ты не собираешься пригласить меня в вигвам и угостить хорошенько? Сдается мне, нам надо наверстать время и иногда ходить друг к другу с визитами, нет?
Я ласково улыбнулась Герти, поняв, что, размечтавшись о скором свидании с Джоном Бёрком наедине, я ненароком обидела ее, обращаясь с ней как с посыльным, а не как со старой подругой. Я сказала:
– Ну, разумеется! Прости мою невежливость, Герти. Пожалуйста, проходи внутрь, наши девушки очень тебе обрадуются!
– Куколка, прежде чем мы присоединимся к остальным, давай-ка быстро обсудим один, так сказать, личный момент, – сказала Герти. – Мне птичка рассказала, что ты кое о чем хочешь меня спросить.
– Спросить? – сказала я. – Это насчет капитана Бёрка?
Герти кивнула.
– Так вот, он разорвал помолвку с этой девчонкой, Брэдли, и она уехала обратно в Нью-Йорк к матери, – сказала Герти.
Ни один из тех людей, кто шел пешком или ехал в повозке по широкой дороге, не обратил внимания на ничем не примечательную индеанку, закутанную в одеяло из торгового агентства Хадсон-Ривер, которая переходила через шаткий мост на реке Платт. Оказавшись на другой стороне, я быстро оглянулась, чтобы убедиться, что никто за мной не следит, и, ловко нырнув под мост, пошла по узенькой тропинке меж ив вдоль берега.
Джон Бёрк уже ждал меня. Оставаясь незамеченной, я остановилась на минуту, чтобы посмотреть на него, стараясь унять стук собственного сердца. Капитан стоял и глядел на бурную реку, сложив руки за спиной, очевидно, погруженный в раздумья. Поскольку я не желала снова увидеть разочарование на его лице – из-за того, что не превратилась волшебным образом в ту молодую женщину, одетую как подобает, которой он однажды цитировал Шекспира, то заговорила первой.
– Не оборачивайтесь, капитан Бёрк.
– Почему ты просишь меня об этом? – спросил он, вздрогнув от неожиданности, но не обернулся.
– Потому что я выгляжу так же, как и вчера, – отвечала я. – Я так же похожа на индианку и не хочу видеть гримасу отвращения на твоем лице.
И тогда он повернулся ко мне. Пребывая в крайнем смятении, он нахмурился, так что его темные брови почти сошлись у переносицы, и произнес:
– Прошу меня простить, мадам. Мое поведение по отношению к вам было непростительно. Просто я не совладал с потрясением, что снова увидел вас.
Я рассмеялась.
– Ах, какое потрясение, капитан! Увидеть меня, да еще во вражеском одеянии. Как это было тяжело для вас, должно быть!
– Вы имеете полное право сердиться на меня, мадам, – произнес он. – Я считаю, что не заслуживаю иного отношения. Однако я очень надеюсь, что вы поверите моим словам: я не испытывал подобного чувства.
– Вот как? – сказала я, подходя ближе. – Но что же я приняла за отвращение, капитан?
Он тоже пошел мне навстречу и взял мою руку в свои ладони. У него были сильные, мощные пальцы, но прикосновение его было столь же нежным, как и прежде. Взгляд его потеплел, тоже напоминая о прежнем капитане Бёрке.
– Возможно, отчаяние разбитого сердца, – сказал он.
– Отчаяние? – воскликнула я. Кровь бросилась мне в лицо. – Боюсь, я не совсем понимаю вас, капитан. Отчаяние из-за моего перехода в язычество?
– Нет, Мэй, из-за твоего брака с другим мужчиной, – отвечал он. – И принадлежность другому народу. Ведь однажды – на краткий миг – ты принадлежала мне. А я не удержал тебя. Так что ты видела лицо мужчины, который горюет о своих потерях, который беспрестанно упрекает себя за свою же слабость.
Не знаю, я ли первая кинулась в объятья капитана или он привлек меня к себе… Думаю, ни один из нас этого не планировал, особенно он, человек, чьи нравственные убеждения не позволяли ему дотронуться до замужней женщины, но нас притянуло словно два магнита, и мы крепко прижались друг к другу, он и я, и ничего не говорили… Ибо от слов все равно никакого толку не было.
Я зажмурилась изо всех сил, чтобы сдержать поток слез, но они все же лились по его шее, и я чувствовала, что мои щеки стали влажные.
– Джон… – шептала я. – Джон, дорогой мой… Откуда нам было знать…
– Ты была моей, Мэй! – говорил он. – Но я дал тебе уйти. Никогда не прощу себе этого.
– Я покинула тебя, Джон, – отвечала я. – Но так было суждено. Так было суждено…
Одеяло соскользнуло с моих плеч, и, когда капитан крепко прижал меня к себе, наши тела разделяла лишь мягкая податливая антилопья кожа, из которой было сшито мое довольно свободное одеяние. Мы прекрасно чувствовали друг друга… Наши тела еще помнили изгибы другого и легко приникли, срослись, превратившись в одно целое…