Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд - Страница 58

– Все они грешницы! – воскликнула Нарцисса, качая головой. – Гореть им в аду.

– Оглянись вокруг! – заметила Ада Вейр. – Мы уже в нем.

Беспокоясь об остальных и о моих соседках, я решила вернуться к себе. Марта, слишком напуганная, чтобы отпускать меня, бросилась следом. Мы бежали так быстро, как только могли, остерегаясь столкнуться с танцующими, стараясь не смотреть никому в глаза, то есть стать невидимыми.

Моих товарок мы обнаружили сбившимися в кучку и накрытыми толстыми шкурами. Как я и думала, Маленький Волк так и не вернулся. Дочь вождя, Милая Походка – хорошенькая девушка немногим моложе меня, тоже ходила на танцы, привязанная к остальным. Вторая жена вождя, моя подруга Перо-на-Голове, встревоженно прижимала к груди младенца. Став на колени перед ней, я попыталась ее утешить. Старуха Кривой-Нос сидела на своем обычном месте, скрестив ноги, бдительно охраняя вход с дубинкой наперевес. Впервые я очень обрадовалась, увидев ее на посту.

В лагере раздавались нечеловеческие вопли и крики – голоса женщин и детей леденили душу. Как же я беспокоилась о наших женщинах!

– Мне надо найти Сару! – воскликнула я. – Убедиться, что с ней все в порядке. Марта, оставайся здесь. Тут безопаснее.

Но стоило мне выйти из шалаша, как старуха снова преградила мне путь дубинкой, и на сей раз была неумолима. Я принялась умолять ее пропустить меня, но наконец, потеряв терпение, воскликнула по-английски:

– Хорошо, старая ведьма, давай, бей меня. Мне нужно найти друзей!

Протолкнувшись мимо дубинки, я открыла полог. И как только я это сделала, сердце мое сжалось: у входа стоял Жюль-семинол собственной персоной! Я услышала крик Марты, когда он грубо ухватил меня за руку и выволок наружу. Притянув железной хваткой мое лицо к своему, он вдруг… лизнул меня, точно пес… сунул кончик языка мне в ноздрю. Это было точно мокрица, заползающая внутрь… Я была уверена, что меня вот-вот вырвет. – А теперь покажи мне свой язычок, маленькая salope, – говорил он. – Дай мне свой язычок.

– О нет! – прохныкала я, подаваясь прочь. – О, Господи, прошу. Не надо!

И тут старуха изо всех сил врезала негодяю по уху дубинкой – раздался глухой треск, точно от лопнувшей тыквы. Семинол замертво рухнул на землю; из уха потек ручеек крови.

– Господи, да вы убили его! – сказала я карге. Но в голосе моем звучала радость.

Марта, перепуганная насмерть и совершенно бесполезная, всхлипывала, пока мы с Кривоносихой, ухватив мерзавца за ноги, оттащили его от входа в наше жилище. Бог да простит меня – я хотела, чтобы он подох, но, наклонившись, увидела, что он дышит, а его ухо начало распухать, точно гриб.

Когда мы вернулись в вигвам, я взяла старуху за плечо: оно оказалось сильным и твердым, точно старый корень. «Спасибо вам. Вы спасли мне жизнь, спасибо!» Старая карга улыбнулась беззубой ухмылкой, почти зажмурившись. Сделав знак «подожди», она порылась в сумке, лежавшей у изголовья ее ложа, и извлекла оттуда еще одну дубинку, поменьше, но тоже с каменной головкой. Очевидно, она относится к своим обязанностям со всей серьезностью и отлично экипировалась. Помахав передо мной дубинкой, она что-то сказала по-шайеннски, и я прекрасно поняла ее слова. «Если тебя захотят обидеть, можешь стукнуть по голове этой штукой». Я ответила ей «ху» – мол, я понимаю.

– Пожалуйста, не уходи, Мэй! – воскликнула Марта умоляюще. – Останься тут, с нами!

– Я вернусь, Марта, – заверила я ее. – Надо найти нашу девочку.

Если и есть Ад на земле, кочующий по прерии… то в ту ночь мы очутились прямо в его недрах. Кое-кто из танцоров все еще пошатывался при свете угасающего костра. Остальные повалились в кучу вокруг – кто-то пытался встать на ноги, прочие просто корчились на земле. Толпы пьяных дикарей… толкали меня локтями, когда я прокладывала себе путь. Обнаженные люди совокуплялись прямо на земле, как звери. Я перешагивала через них, расталкивая тех, кто пытался мне мешать, и, если нужно, очищала себе путь, размахивая клюкой. Казалось, весь мир впал в немилость Божию, и нас оставили здесь, чтобы мы стали свидетелями его падения… Никогда раньше я так остро не осознавала шаткость нашего положения. Я думала про Джона Бёрка, про его слова, когда он предупреждал о подобных ужасах. О, если бы я его послушала! Как мне хотелось, чтобы он обнял меня и увез в цивилизацию, подальше отсюда!

Но тут я наткнулась на отвратительное зрелище. Это была Дейзи Лавлейс, вокруг которой сгрудились мужчины. Она лежала на животе, залитая кровью, с задранным наверх платьем. Кажется, мужчины овладевали ею по очереди. Я завопила и кинулась на них как раз тогда, когда на нее забрался очередной. Взмахнув изо всех сил дубиной, я крепко ударила его по голове. Он застонал и обмяк, но, как только я попыталась оттащить его, другой схватил меня сзади и вырвал дубинку. Теперь они повалили меня на землю, хватая за руки и стараясь удержать их. Я сопротивлялась, как могла – била, кусала, царапалась и плевалась. Они порвали на мне платье. Я снова закричала. Вдруг я услышала свист кучерского хлыста, потом еще раз, и тут же один из тех, кто сидел на корточках возле меня, схватился за горло и издал клокочущий звук, – его тащили назад так легко, точно детскую тряпичную куклу.

Тут я услышала знакомый голос, – мне был знаком его тон, но речь была шайеннская, и я не сразу узнала его обладателя. Но вскоре раздались английские ругательства, и все встало на свои места.

– А ну убрали лапы, вонючие дикари! – Голос принадлежал моему старому приятелю погонщику мулов Джимми, она же – Грязная Герти, и это она меня спасла.