Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд - Страница 59

В тот же миг ко мне на выручку поспешили две мои подруги. Еще один дикарь заболтался в воздухе, и раздался голос Гретхен:

– Я убью тебя, по-ссорная пп-ьяная сфф-и-нья! – орала она. – Ты мне пп-ольше не муж, Пп-о-гом клянусь, убью! – И она накинулась с кулаками на жалкого мужичка, который был слишком пьян, чтобы идти, и попытался уползти от ее гнева на локтях и коленках. Но Гретхен безжалостно преследовала его, то и дело наподдавая ногой, отчего он снова валился в грязь. – Пп-ьяный ссукин сын, что ты, по-твоему, тт-елаешь? Я убью тебя! Пп-ьяный сукин сын, а? Убью, сс-котина!

В это время Фими вырвала мою дубинку у дикаря, который ее выхватил, и рука ее, не опускаясь, описала изящную дугу: каменный наконечник приземлился на его лице, свернув нос к щеке и выпустив фонтан крови. Снова свистнул хлыст. Тут остальные мужчины, испугавшись вырвавшегося наружу гнева женщин, заспешили прочь на заплетающихся ногах, спотыкаясь и падая.

– Ты цела, Мэй? – спросила Фими голосом столь спокойным, что он показался мне потусторонним. Она помогла мне подняться на ноги.

– Да я-то ничего, Фими, а вот Дейзи! – В пылу схватки я потеряла бедняжку из виду.

Теперь мы разглядели, что она по-прежнему лежала на земле лицом вниз там же, где я ее нашла. Мы присели перед ней на колени. Она что-то пробормотала, но слов мы разобрать не смогли.

– Надо отнести ее в вигвам, – сказала Фими.

Гретхен ухватила своего пьяного мужа за волосы и тащила, как ребенок тащит куклу, а он тщетно пытался встать на ноги.

– Мне очень жаль, Мэй, простите меня ффсе! – говорила она, и в глазах ее блестели крупные слезы гнева и горя. – Я сейчас отта-щщу пьяную сс-котину домой. Завтра уфф-идимся, йа? Мне так жаль…

– Да, старушка дает, – восхитилась Грязная Герти. – С такой шутки плохи! Думаю, ейный муженек теперь лишний раз подумает, прежде чем еще захочет глотнуть виски.

– Благослови тебя Бог, Джимми, – сказала я ей. – Как ты вовремя тут очутился.

– Можешь теперь звать меня Герти, милая, – был мне ответ, – ну, или как хочешь. Это уже не секрет. В Кэмпе-Робинсон это было. Меня заметил еще один погонщик, ну, как тогда ты – я села на корточки отлить. Конечно, все всё узнали, но что поделаешь?

– Что ты тут делаешь, Герти? – спросила я.

– Твой кэп меня прислал, милая, – ответила девушка. – Но сначала давайте разгребать бардак. Я помогу вам ее отнести, а потом потолкуем. Дела творятся. Черт, они тут так увлеклись, когда я приехала, что я могла бы проехать верхом через весь лагерь, и никто бы ничего не заметил. Чертякам повезло, что я не какой-нибудь кроу, который решил разжиться десятком лошадок. А остальное лето вы будете на ногах.

Герти была права: поселок начал утихать. Большинство танцоров или свалились прямо на месте, или разбрелись по вигвамам, а кто и уполз в ивняк вокруг лагеря, чтобы отоспаться там. Герти, Фими и я волоком доставили Дейзи домой – она пришла в себя и, по крайней мере, могла пошевелить ногами.

– Не говорите папе, ладно? – забормотала она. – Мистер Уэсли Честнат и тот был джентльменом и ни за что не стал бы пользоваться девочкой, если она слегка перебрала. Не говорите папа́, прошу вас!..

У входа в вигвам нас ждала старуха, жившая с Дейзи, – мы внесли ее внутрь и аккуратно уложили на бизоньи шкуры. Старуха принесла воды и стала тряпочкой обмывать кровь с ее лица, неодобрительно цокая языком. Собачка, маленький французский пудель Ферн-Луиза, бегала кругами вокруг головы хозяйки и возбужденно лаяла.

Спустя минуту после нашего появления в вигвам вошел муж Дейзи, господин Кровавая Нога. Кажется, собачка подружилась с новым хозяином: она бурно приветствовала его, виляя хвостом. К чести своей, он не был пьян, и пояснил Герти на шайеннском, что искал жену по всему лагерю. Несмотря на свое недостойное прозвище, это вполне симпатичный человек и, кажется, вполне привязался к Дейзи и очень переживал. Мы не сказали ему, что случилось, но, думаю, он догадался сам.

Когда Фими, Герти и я покинули жилище Дейзи, уже светало. Попрощавшись, Фими отправилась в свой дом, а мы с Герти побрели в жилище Волка.

Лагерь поразил нас странной тишиной. Воздух был прохладным и совершенно безветренным, и тонкие струйки дыма от угасающих очагов поднимались прямо над жилищами. У светлеющего горизонта завиднелись обрывистые речные берега, и птицы запели утреннюю песнь – сначала несмело, но вскоре в полный голос. Как обычно бывает, заря осветила мир новым светом: в нем снова поселилась слабая надежда. Кругом воцарились спокойствие и тишина, точно Земля была кораблем, который только-только выбрался из шторма.

Мы с Герти обошли полдюжины вигвамов, вокруг которых валялись распростертые тела ночных гуляк, недвижные, точно трупы. Опасаясь худшего, я остановилась у дома Сары, куда двинулась так давно, и слегка поскребла вход, назвав ее по имени. К большому моему облегчению, девушка выглянула к нам сама со слегка опухшим от сна лицом. При виде меня она улыбнулась.

– Я беспокоилась о тебе, – сказала я. – Всю ночь искала тебя. Просто хотела убедиться, что ты цела.

Она коснулась указательным пальцем правой руки своей груди – что значило «я» и вытянула левую руку перед собой, коснувшись середины ладони кончиком того же указательного пальца правой руки. «Я в порядке» – значил этот жест. Я прищурилась и заглянула за ее плечо в полумрак жилища. Ее юный муж, Желтый Волк, крепко спал на бизоньей шкуре. Девушка снова улыбнулась и провела правой рукой ладонью от себя режущим движением – что означало «хорошо». Он «хороший» – значил жест. Думаю, она имела в виду, что муж не пил.