Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд - Страница 90

Я вышла наружу вместе с гостями, чтобы проводить их и сделать свои вечерние дела. С наступлением зимы я просто должна научить дикарей пользоваться ночным горшком – весьма удобное изобретение белых, которое можно отлично применить для кочевой жизни!

Хотя я завернулась в одеяло, я сразу же, как вышла из вигвама, ощутила пощечину ветра. Мы остановились на ночевку в рукаве небольшого ручья, по обеим берегам которого раскинулись бескрайние равнины без единого деревца – скучная, пустынная земля, где раздолье ветру, что со свистом дует с холмов и набрасывается, словно пес, на наш маленький лагерь сбившихся в кучку вигвамов, хрупких и беззащитных. Насколько мы ничтожны по сравнению с мощью стихии! Ничего удивительного, что головы дикарей полны всяческих предрассудков. И что они стараются заручиться благосклонностью всех божеств четырех сторон света, а также небес и земли, духов диких животных и сил природы – ведь мы живем благодаря их милости. Не менее очевидно, что белый человек строит свои форты и дома, магазины и церкви исходя из того же самого страха – это точно такие же укрепления против наступления бескрайней, пустынной Земли, которую он не умеет почитать, но предпочитает просто-напросто заполнять чем придется.

Я поднимаю подол платья и устраиваюсь при низкорослом кустарнике – единственной защите от ветра, довольно ненадежной, надо признать. «Наименее интересный вид растительности», по выражению капитана Бёрка, да и по моему мнению тоже – но, по крайней мере, обладающий сильным и вполне приятным для моего обоняния запахом; сначала я даже натирала им свое тело в качестве гигиенического средства или дезодоранта – эдакие индейские духи.

Сегодня безлунная ночь, хотя ветер разогнал все тучи и над нами синеет чистое небо. Усевшись на корточки, я гляжу вверх и вижу мириады звезд и планет, но почему-то при их виде моя собственная ничтожность более не ужасает меня, как прежде, но, напротив, успокаивает, потому что я чувствую себя частицей, пусть и крошечной, этой огромной, цельной и совершенной Вселенной… А когда я умру, ветер будет всё так же дуть, а звезды сиять, потому что значение, которое я имею для Земли, не более ценно для нее, чем моча, которую я сейчас испускаю, которую впитывает песчаная почва, а может, стремительно высушивает неутомимый ветер прерий…

28 сентября 1875 года

Мы в неспешном темпе совершаем обратный путь к землям дельты реки Паудер, зарисовывая наш петляющий маршрут. У индейцев своя логика перемещений, которые на первый взгляд могут показаться белому человеку незапланированными и хаотичными. Дело в том, что мы, Люди, идем вслед за разведчиками – сначала прямо на запад, а потом вдруг, якобы внезапно поменяв маршрут, уклоняясь от курса на восток, к покрытыми соснами холмам, окружающим Кэмп-Робинзон, откуда и начался много месяцев назад наш великий исход. Но на этот раз мы огибаем форт и сторонимся поселений белых, разбросанных тут и там. Они представляют собой безобразное скопище наспех сколоченных лачуг и пристроек с дерновыми крышами и грязными улицами; вот уж где отсутствует благообразность и вообще какие-либо благородные признаки цивилизации – я уж не говорю про улучшения, привнесенные белыми в общий вид этого дикого края.

Вокруг Кэмпа-Робинзон пасут стада скотоводы, и как-то раз, проходя по соседству с одним из них, наши молодые воины решили поохотиться и подстрелили и зарезали нескольких животных. Я пыталась объяснить мужу, что скот принадлежит поселенцам и что, охотясь на него, мы лишь навлекаем беду на Людей, но Маленький Волк ответил, что эти самые поселенцы прогнали наших бизонов и извели всю дичь в этих землях, а Людям надо чем-то питаться на долгом пути. Да и, как бы он ни хотел, он не мог бы удержать молодых парней, которые захотели поохотиться и обнаружили коров там, где прежде паслись бизоны. Как бывало уже частенько, я не сумела подобрать аргументов, которые поколебали бы простую и ясную логику вождя.

Но во время щедрых пиршеств после такой «охоты» индейцы корчили недовольные гримасы и всячески выражали разочарование вкусом говядины – и я готова признать, что оно куда менее ароматное, чем мясо дикого бизона, которому я и сейчас отдала бы предпочтение.

Спустившись с холмов к Кэмпу-Робинзон, мы нанесли краткий визит в близлежащее торговое агентство, «Красное облако», где Маленький Волк раскурил трубку с вождями племени дакота и даже с самим Красным Облаком. Они обсудили предложение правительственной комиссии, которая в настоящий момент находилась в Армейском лагере, ведя переговоры о покупке Черных холмов; среди членов комиссии был и начальник нашего бывшего духовника Хейра, епископ Уиппл. Маленький Вождь, как и предводители сиу, решил не посещать заседания комиссии – по той простой причине, что ни шайенны, ни сиу не имели намерения «продавать» Черные холмы, ибо, по их понятиям, никто из Людей просто не обладал такими полномочиями.

Индейцы, однако, как обычно, имеют самые разные мнения на этот счет. Сам Красное Облако – возможно, потому, что теперь он владел собственным торговым агентством, – очень даже не против такой сделки, несмотря на то, что его племя получило столь мизерное возмещение от Великого Белого Отца, что, по сравнению с нами, они выглядят почти нищими. На общем Совете он сказал Маленькому Волку, что Черные холмы наводнило уже такое количество белых рудокопов, что сдерживать этот наплыв мы уже не в силах и что сейчас индейские племена могут получить хоть что-то взамен своих земель. И это лучше, чем ничего, потому что факт есть факт: холмы уже отобраны у нас, ведь, в конце концов, белые забирают все, что пожелают. После долгих, порой весьма горячих обсуждений и долгих попыхиваний трубками вожди так и не пришли к сколько-нибудь внятному решению. Вечное разобщение и невозможность образовать единую коалицию – в этом, как заключил капитан Бёрк, кроется основная причина постоянных неудач индейцев в переговорах с правительством Соединенных Штатов.